Читать интересную книгу Реквием по вернувшимся. Звёздная сага - Игорь Вереснев

Навигатор Буланов – человек не то, что в футляре, в трёх футлярах вместе взятых. Пять лет вместе летают, и за всё это время Елена от него десятка слов не слышала, которые бы работы не касались. А жадина, – не приведи господи, над каждым рублём трясётся. В общем, принеприятнейший тип. Но профессионал, этого не отнять.

Стёпка Маслов – полная противоположность навигатору. Нет, профессионал он хороший, спорить с этим трудно. Но в остальном он тоже «профессионал». О таких говорят: «в каждую задницу без масла влезет». В любой компании этот красавчик мгновенно оказывался в центре внимания. И затмевал её, Елену Коцюбу, своим… Называть эту черту характера обаянием ей не хотелось, предпочитала употреблять слово «наглость». Елена иногда злилась на бортинженера, но Стёпка был таким пронырой, что и рассердиться по настоящему на него не получалось.

Пилот Медведева в чём-то такая же. Тоже умеет ко всем подмазаться, к любому в душу влезет. Только у неё это по-другому выходит, незаметно и ненавязчиво. Всегда в сторонке, всегда исподтишка действует. А иногда такое выдаст, что задумаешься: всё ли у пилота с головой в порядке?

Хотя, Вероника, к примеру, в нормальности Медведевой не сомневалась, слушала её сентенции, чуть ли рот не раскрывала. Но Вероника не показатель. Она и сама… нет, подругой Пристинская была замечательной, но сами посудите – сначала человек заканчивает Академию Космофлота, однако вместо того, чтобы работать по специальности, выскакивает замуж за первого встречного, рожает ребёнка. Ладно, любовь-морковь, то-сё, каждому своё, как говорится. Но не проходит трёх лет, – и всё побоку! С мужем разошлась, дочку – бабушке с дедушкой на воспитание, сама – фьють! – в косморазведку. А ведь это ей нафик не нужно, каждый же видит. Скучать начинает по своему Мышонку, стоит кораблю из орбитального дока выйти. Нормальная, да?

Кто там остался? Витя-кибернетик? Этот вообще ходячее недоразумение. Не человек, а придаток к бортовому компьютеру. Целыми днями сидит у себя в отсеке, шлем нейротранслятора с головы не снимает. В прошлую экспедицию, когда Коновалец у них в экипаже объявился, Елена пробовала с ним пофлиртовать. Не то, чтобы он ей понравился, – как может нравиться парень с козлиной бородкой, редкими усиками и лоснящимися волосами до плеч, завязанными в какой-то невнятный хвостик? – скуки ради подразнить захотелось. Тем более, что природа наградила её весьма впечатляющими «дразнилками» на которые мужики ловились, что окуни на блесну. Кибернетик не повёлся. Не понял даже, что это безобидный флирт, шарахаться начал, будто Елена нимфоманка натуральная. Как тут не усомниться: а мужчина ли он, или мальчик-девственник в свои двадцать девять?

Итак, получалось, что на весь их экипаж единственный нормальный, адекватный человек, – она, Елена Коцюба. Ну, и командир Круминь. Но Круминь – это разговор особый.

…Маслов по-прежнему торчал у дверей лаборатории, загораживая проход. Елена постаралась ответить, не добавляя язвительности в голос:

– Стёпа, спасибо за предложение, но мне помощь не нужна. Шёл бы ты к себе в машинное отделение, проверил, как там и что.

Улыбка бортинженера сделалась ещё шире и обворожительнее.

– В машинное отделение я всегда успею. А пока – дай, думаю, к девушкам загляну. Если не помощь, то, может, поддержка потребуется. Моральная и… всякая-разная.

Маслов просто улыбался, но казалось, что на последней фразе он подмигнул весьма двусмысленно.

– Это ты на что намекаешь? – сразу подобралась Елена.

– Так ведь к гиперперемещению готовимся.

– Подумаешь! У меня это уже девятнадцатый переход.

– У меня – тридцать пятый, что из того? Статистика тут значения не имеет. Представь – нас превратят в хромоплазму и затрамбуют в чёрт знает какие измерения. А когда в нормальное пространство вернёмся, то это ведь будем абсолютно другие мы! От этих нас не то, что молекулы, ни одного протончика не уцелеет. Нынешним нашим телам существовать осталось чуть больше часа. А им ведь хочется напоследок и нежности, и ласки…

– Стёпа, ты меня с Вероникой не спутал? – перебила его Коцюба. – Это на её ушах подобная лапша очень хорошо повисает.

– Вероника занята, – развёл руками Маслов. – Стасис-установку готовит.

– Тогда не повезло твоему телу. Ничего ему в этой жизни не обломится.

– Да? А в прошлую экспедицию…

Елена почувствовала, как щёки полыхнули огнём. Вот гад! Обещал ведь забыть ту её минутную слабость.

– Прекрати! Это случайность была!

– Случайность? А говорят, что три раза – это даже не совпадение, а закономерность.

Щёки продолжали полыхать. Елена шагнула к двери:

– Разговор закончен. Дай пройти!

– Пожалуйста.

Бортинженер посторонился, предупредительно открыл дверь. Но сам не вышел. И повернулся так, чтобы проём частично перегораживать. Кто другой – та же Ника – прошмыгнул бы в оставшуюся щель без труда. Но Елена наверняка ткнётся «выдающейся» частью своей фигуры прямо в живот этому дылде. Не дождётся!

Стараясь собрать в голосе весь металл, на который была способна, она скомандовала:

– Бортинженер, покиньте помещение экспресс-лаборатории. Немедленно!

Маслов помедлил немного – прикидывал, есть ли какие-то варианты продолжения разговора. Затем, не оборачиваясь, вперёд спиной, шагнул в коридор.

– Слушаюсь и повинуюсь, моя повелительница! До встречи в новой жизни!

Алексей Буланов

Солнечная система, исходная точка, 3 день экспедиции

Расстояния между звёздами измеряются парсеками. Десятками, сотнями парсеков, тысячами лет пути, – если лететь на субсветовых скоростях. Живший в середине XXI века американский математик русского происхождения Джон Марков терпеть не мог никакие путешествия. С рождения страдающий агорафобией, он боялся представить себе огромную пустоту между мирами. Наверное поэтому в его модели Вселенной время и расстояние отсутствовали. Вообще. Вместо непрерывного континуума он оперировал дискретными множествами абстрактных точек, «гравитационными сгустками», мгновенно обменивающимися информационными пакетами.

Вероятно, модель эта так и осталось бы одной из многих, рождённых «на кончике пера», и там же умерших. Но кроме досужих размышлений о природе Вселенной Марков занимался делами вполне конкретными. Он участвовал в разработке математического аппарата фазовых переходов адронного3 вещества в кварк-глюонную плазму4. И открыл зависимость между максимально допустимым размером «капли» хромоплазмы и кривизной пространства. Уравнения, которые вывел Марков, упрямо твердили: капля, массой больше пороговой, не может существовать в пределах 3-браны, она «продавливается» в пространство больших размерностей, теряет при этом часть энергии и, естественно, возвращается назад в адронное состояние. Но уже в другой точке 3-браны!

Научным сообществом исследования Маркова были признаны сомнительными, тем более что получить пороговое количество хромоплазмы и проверить её поведение экспериментально в те годы не представлялось возможным. Но Марков поспешил связать своё открытие со своей же моделью Вселенной. Нанокаплю КГП он назвал «информационным пакетом», уравнение фазового перехода – «уравнением масс-информационного преобразования» и объявил, что нашёл «кротовую нору» в М-теории.

Ему не поверили. Дверь, ведущая к звёздам, осталась незамеченной. Неподходящее было время для звёзд. Человечество увязло в нескончаемой череде локальных, но от этого не ставших менее кровопролитными войн: за энергоносители и остатки углеводородного сырья, за питьевую воду и плодородную землю, за абстрактные идеи и реальную власть. Вскоре чудак-математик сгорел в пожаре ядерных терактов, прокатившихся по Восточному побережью Соединённых Штатов от Норфолка до Бостона, и о нём забыли. Почти на полвека.

В конце XXI века другой человек в другой части света почти случайно наткнулся на работы покойного математика. Заведующего Лабораторией физики высоких энергий Стокгольмского университета Уго Ларсена «гравитационные сгустки» не интересовали. Но его очень заинтересовала энергия, которая должна выделяться во время марковского преобразования, нарушающего конфа́йнмент5. Если формула верна, и заявленный принцип удастся реализовать на практике, то нанокапля КГП станет «запалом» в реакторе, превращающем любое вещество в энергию.

Марков не ошибался в расчётах. Его уравнения работали.

Своё детище Ларсен окрестил «нуль-реактором», так как сердцем установки было вещество, заполнявшее Вселенную в первые мгновения после «Точки Ноль» – Большого Взрыва6. Открытие сразу же окрестили предвестником новой эры в истории человечества. В эпоху, когда энергетический голод казался самой страшной из возможных угроз для цивилизации, люди получили источник общедоступной, практически неисчерпаемой энергии. Современники Ларсена представить не могли, насколько эта эра будет НОВОЙ! Совсем не такой, как виделось им в их сладких грёзах.